Когда пациент – золотая жила: трудности с лекарствами для лечения редких болезней

Керри Оуэнс, доктор из Оклахома-Сити, специализирующаяся на проблемах с почками, была ошарашена звонком, поступившим на её мобильный телефон в сентябре 2015 года. Они с командой специалистов лечили женщину, ставшую недавно матерью, из близлежащего городка Инид, чьё здоровье начало ухудшаться после родов. Доктора проводили бесчисленное количество тестов, но не могли определить причину проблем. Какое-то время они волновались по поводу того, что это может оказаться чрезвычайно редкое и смертельное заболевание крови, атипичный гемолитико-уремический синдром (аГУС), от которого каждый год страдает 1 из 500 000 человек. Они прописали пациенту лекарство "Солирис" [с действующим веществом экулизумаб], которое совсем недавно было одобрено для применения. Но её здоровье продолжало ухудшаться, и они прекратили применение лекарства.

Оуэнс звонил торговый представитель компании Alexion Pharmaceuticals Inc., производящей «Солирис» в Нью-Хэйвене. Солирис – это одно из самых дорогих лекарств в мире, его годовой курс стоит от $500 000 до $700 000 [в США – прим. перев.].

Продавец спорил с методами лечения. Он настаивал, чтобы Оуэнс продолжала применять Солирис, быстро проговаривая в телефон информацию по поводу состояния внутренних органов матери, которую доктор не передавал изготовителю лекарства. «Откуда вы это знаете?» – думала Оуэнс. Она отслеживала состояние пациентки вместе с несколькими гематологами и презентация продавца её не впечатлила. «Меня совершенно огорошило то, насколько он был настойчив и нахален, – говорит Оуэнс. – Никогда, ни до, ни после этого случая, я не испытывала ничего подобного».

Alexion – энергично развивающаяся компания на рынке «лекарств-сирот» [препаратов для лечения редких заболеваний, производство которых невыгодно; законом США предусмотрено предоставление фармацевтическим компаниям, производящим эти препараты, определённых льгот – прим. перев.]. Это быстрорастущая ниша в фармацевтической индустрии. В США лекарству придают статус «сироты», когда оно нужно не более чем 200 000 людей по всей стране. Лекарства-сироты заняли непропорционально большую долю рынка лекарств в 2014 году, 41%, согласно исследованию Университета Джона Хопкинса. К 2022 году во всём мире продажи лекарств-сирот должны удвоиться и достичь цифры в $209 млрд, если верить прогнозам консалтинговой компании Evaluate Ltd.

Эти лекарства помогли миллионам людей. Пациентам с аГУС, к примеру, приходилось годами проходить диализ почек и иногда умирать от смертельных тромбов, до того, как на рынке появился Солирис. «Это лучшее лекарство из изменяющих результат заболевания из всех, виденных мною с момента окончания мною учёбы в 1985 году», – говорит Жанлуиджи Ардиссино, миланский доктор, лечивший Солирисом более 70 пациентов.



Но появление лекарств-сирот привело к геологическому сдвигу стоимостей лечения. Средний пациент в США в прошлом году, использующий лекарство-сироту, потратил на него $136 000, и эта стоимость с 2010 года увеличилась на 38%. Объём Солириса меньше чайной ложки, который вводят пациенту за один раз в течение 35-минутного сеанса, стоит более $18 000, а пациенту может потребоваться 26 таких сеансов в год до конца его жизни. [Интересно, что в Европе можно купить немецкий аналог по €5600 или швейцарский по €2400 за ампулу – прим. перев.]

Компания Alexion, практически весь доход которой построен на продажах этого единственного лекарства, заработала нереальные суммы. В 2016 году её доход составил $3 млрд, а её рыночная стоимость в $24 млрд ставит её в один ряд с такими компаниями, как HP Inc. [изготовитель компьютеров и принтеров] и Yum! Brands Inc. [специализируется на фаст-фуде; торговые марки: Taco Bell, KFC, Pizza Hut, WingStreet]

Необходимость полагаться в своих продажах на небольшое количество клиентов, каждый из которых потенциально стоит миллионы долларов, приводит к побочным эффектам. Годами техника продаж Alexion была настолько напористой, что агрессивные звонки докторам можно считать их самыми невинными проступками. Границы этичности пересекались на рутинной основе, что волновало многих работающих там людей – это видно из интервью, проведённых с 20 текущими и бывшими сотрудниками, а также по 2000 страниц внутренней документации.

В прошлом ноябре Alexion объявила о проведении внутреннего расследования практик продаж. В результате из пресс-релиза стало известно, что руководство компании не смогло «найти правильный тон» для продаж. В течение несколько месяцев из компании ушли председатель совета директоров и сооснователь Леонард Белл, её исполнительный директор, финансовый директор и руководитель службы контроля. В марте компания в качестве исполнительного директора наняла Людвига Хэнтсона, ветерана индустрии, перетрясшего службу контроля и назначившего главу по культуре «для переопределения культуры организации с упором на целостность, доверие и следование правилам» – так было написано в письме, отправленном в Блумберг. 23 мая компания объявила об уходе коммерческого директора, главы исследований, главы отдела по работе с персоналом и нового финансового директора.

Хэнтсон отказал в интервью для этой статьи и не стал отвечать на конкретные вопросы, поэтому не вполне понятно, что послужило причиной такой сильной реорганизации. Но прошлое компании, похоже, нагоняет её, особенно за рубежом, где компания получает до 60% своих доходов – и где она, по словам бывших сотрудников, вела себя вопиющим образом. 8 мая бразильская полиция ворвалась в офисы компании в Сан-Паулу в рамках расследования её коммерческой деятельности.

Возмущение общественности рвущимися ввысь ценами на жизненно важные лекарства годами сотрясает всю планету. Но гораздо меньше внимания уделяется безумным событиям уровня «Гленгарри Глен Росс» [американская пьеса и её экранизация о трудностях работы отчаявшихся риэлторов – прим. перев.], происходящим в компаниях вроде Alexion, чьё лекарство стоит больше чем большинство новых домов, и в некоторых частях света доставляется под вооружённой охраной.

До начала 1980-х фармацевтические компании по большей части игнорировали нишу из 7000 заболеваний-сирот. Не было никакого коммерческого смысла заниматься смертельными, но редкими заболеваниями типа болезни Гентингтона или мышечной дистрофией, когда такие широко распространённые и хронические заболевания, как артрит, порок сердца и диабет обеспечивали хороший поток пациентов и готовых оплачивать счета страховых компаний.

Чтобы обратить внимание на игнорируемые области, конгресс в 1983 году принял «Закон о лекарствах-сиротах», обещавший изготовителям лекарств федеральные гранты, налоговые вычеты и семь лет эксклюзивных продаж новых препаратов для редких заболеваний (для простых лекарств этот срок ограничен тремя годами). В последовавшие 34 года в США было одобрено порядка 600 лекарств-сирот, по сравнению с 10 лекарствами за десять лет, предшествовавших принятию закона.

Но защищённые правительством монополии совместно с отчаявшимися пациентами привели к появлению сегодняшних цен на лекарства. Начала эту тенденцию в 1991 году Genzyme Corp, требуя $150 000 за годовой запас для лечения болезни Гоше, ослабляющей кости и внутренние органы. В 2016 году Biogen Inc начала брать $750 000 за первый год использования лекарства Спинраза для лечения спинальной мышечной атрофии. «Многие изготовители лекарств воспринимают ситуацию как пустой подписанный банковский чек, и требуют за лекарство столько, сколько считают возможным», – говорит Рина Конти, адъюнкт-профессор по здравоохранению и экономике в Чикагском университете.


Леонард Белл, бывший директор Alexion, в 2016 году

Несмотря на противоречивую ценовую ситуацию, политически считается невыгодным заигрывать с «Законом о лекарствах-сиротах». Закон весьма эффективно позволяет находить и фокусировать лучшие научные умы на лечении давно игнорировавшихся заболеваний. Считается, что такие лекарства должны стоить больше, чем препараты от обычных заболеваний, поскольку компаниям необходимо отбить исследования и разработку и заработать на небольшой базе клиентов. Правительственным программам здравоохранения, стонущим от высокой стоимости лекарств, остаётся разобраться в том, как можно сторговаться с компаниями или сделать лекарства доступными только для самых нуждающихся в них пациентах.

Во многих смыслах Белл – прекрасный пример того, как должны работать субсидии на лекарства. Когда он основал компанию Alexion в 1992 году, у него не было возможностей сильно рисковать. Тогда ему было 33 года, он работал кардиологом, у него было трое детей возрастом от 1 до 7 лет и должность в Йельском университете по контракту с ограниченным сроком. Белл весьма заинтересовался такой иммунной реакцией, как комплементарный каскад, помогающей крови избавляться от повреждённых клеток и бактерий. Иногда эта защитная реакция может вредить человеку, к примеру, при отторжении пересаженного органа. Если бы ему удалось понять, как ограничивать каскад в определённых случаях, считал Белл, он мог бы решить множество медицинских проблем.

Для исследования было сложно найти финансирование, и Белл с трудом оставался на плаву. «Как и с большинством вещей в биотехнологиях, через шесть месяцев после ухода из Йеля всё стало разваливаться», – рассказывал он Блумберг в 2015 году.

Alexion начала сотрудничать с другой компанией в попытках изменять внутренние органы свиней так, чтобы их можно было пересаживать людям. Хотя попытка была неудачной, она помогла Alexion получить финансирование от частных инвесторов и правительства, чтобы продолжать исследования в области взаимосвязей иммунной системы и клеток крови.

Белл вывел компанию на биржу в 1996 году. До вывода на рынок новых продуктов нужны были ещё годы исследований, но инвесторы готовы были пойти на риск в свете возможных прибылей, если Alexion смогла бы раскрыть секреты системы комплемента – об этом вспоминает Барри Люк, бывший вице-президент по финансам и административным вопросам.

В 2002 году у Alexion произошёл прорыв. Британский исследователь показал, что одна из терапий реально помогла пациентам, страдающим от редкого заболевания крови, пароксизмальной ночной гемоглобинурии (ПНГ), при которой система комплемента пациента атакует красные кровяные тельца. Порядка 35% пациентов умирают в течение 5 лет после постановки диагноза. Когда Солирис был одобрен регуляторами США для лечения ПНГ в 2007-м, вывод лекарства на рынок потребовал 15 лет и $850 млн. В 2011 Солирис одобрили также и для лечения аГУС.

В 2007 аналитики с Уолл-Стрит в нетерпении ожидали объявления рыночной стоимости Солириса. Большинство считало, что он будет стоить более $100 000. Но Alexion подсчитала все факторы, к примеру, экономию пациентов на поездках в госпиталь и гемотрансфузии. Когда компания во время телеконференции объявила цену лечения в $389 000 в год, один аналитик из Credit Suisse Group AG был так ошарашен, что когда подошла его очередь задавать вопрос, он сказал: «Извините, у меня нет слов. Вы не могли бы повторить это число?»

Солирис спас жизнь таким пациентам, как Мишель Кинг из Канады. Когда в 1988 году ей исполнился 21 год, её свалила с ног слабость во время пешего путешествия по Новой Зеландии. После двух лет тестов и врачебных приёмов ей поставили диагноз ПНГ. Она начала делать переливания крови для восстановления красных кровяных телец и принимать стероиды для замедления атак иммунной системы на её тело. Это немного помогало, но у неё оставалось совсем мало сил, а стероиды делали её раздражительной, одновременно приводя к распуханию черт лица. Она пыталась работать на административных должностях, чтобы оплачивать счета. «Днём я иногда отправлялась домой, чтобы поспать, поскольку чувствовала себя очень уставшей», – говорит она.

В 2005 году она попала на тестирования препарата Солирис, который не излечивает ПНГ, но способен сдерживать симптомы. «С первой же дозы моё здоровье изменилось», – говорит Кинг, которая с тех пор употребляет препарат. Вернулась энергия, исчезло опухание лица, она занялась верховой ездой. «Для меня это волшебное лекарство».

Компания немедленно усилила попытки продаж. «В 2007 году главным вопросом компании было – как на этом можно строить бизнес? Разве от ПНГ не страдает всего несколько сотен человек в мире?» – говорил бывший гендир Alexion, Дэвид Халлал в интервью Блумберг в 2015 году. «Мы 4-5 лет ночей не спали».

Для новых сотрудников компании культура продаж казалась чересчур напряжённой. Менеджеры заставляли их оспаривать мнение докторов, многие из которых никогда не видели пациентов с такими редкими заболеваниями, и «превращать нет в да», как вспоминает один из продавцов, уволившийся в 2016-м. Если доктора не считали, что пациент достаточно болен для того, чтобы назначать ему такое дорогое лекарство, продавцы должны были предупреждать докторов, что их пациент может умереть.

Компания тщательно следила за ключевыми деталями – к примеру, количеством тестов, проводимых докторами на рынке. Продавцы распространяли запутанные электронные таблицы с тысячами строк, где содержались сведения о потенциальных пациентах, включая даты рождения, данные по симптомам, докторам и больницам. Иногда пациентов определяли по инициалам.

Команда медсестёр работала вместе с продавцами. Фармацевтические компании часто нанимают профессиональный медперсонал для помощи в случаях со сложным лечением. Но практикующие медсёстры с лицензией вообще-то обязаны ставить интересы пациентов выше прибылей их работодателей. Во избежание конфликтов большинство производителей лекарств отделяют медсестёр от продавцов. А в Alexion медперсонал докладывал непосредственно отделу продаж, и задача захватить и удерживать пациентов часто возлагалась на них, ибо именно у них был доступ к пациентам.

Несколько бывших сотрудников компании рассказывали, как во время пятничных встреч продавцов менеджеры собирали вместе продавцов и медсестёр для обсуждения клиентов. Если кто-то заканчивал принимать Солирис, менеджеры набрасывались на медсестру, работавшую с этим пациентом: Что вы предприняли для того, чтобы пациент не слезал с лекарства? Говорили ли вы пациенту, что в случае прекращения лечения он может заработать смертельный тромб? Пытались ли вы перенаправить пациента к другому врачу, который мог бы возобновить лечение? «Под вами разгоралось пламя, и пот тёк у вас по спине», – говорит одна из медсестёр, ранее долгое время сотрудничавшая с компанией, попросившая остаться анонимной из-за боязни возмездия.

Стейси – 43-летняя домохозяйка из Ванкувера. В 2004 ей поставили диагноз ПНГ и она начала переливания крови. Когда появился Солирис, она очень хотела попробовать его. Но результаты анализов крови показали лишь незначительные улучшения. Когда она сказала медсестре из Alexion, что они с доктором решили прекратить лечение, сестра начала звонить ей и отговаривать от этого.

«Я чувствовала, что они пытаются запугать меня, говоря 'О боже, вы не должны останавливаться, вы можете заработать тромб и умереть', – вспоминает Стейси. – Я говорю: Но лекарство не помогает. Я знаю, что всё дело в долларах».

Обладая лекарством всего для двух очень редких заболеваний, Alexion уже давно стоит перед вопросом, досаждающим большинству компаний-производителей лекарств-сирот: как найти этих редких пациентов и направить их врачей на наше лекарство? (Одним из ранних PR-приёмов этих компаний была реклама своих редких заболеваний в сериале «Доктор Хаус»). Чтобы найти эти «иголки в стоге сена», как называл Белл таких пациентов, продавцы большую част времени проводили в разговорах с врачами, убеждали их искать симптомы и уговаривали проходить проверку на редкие заболевания. Alexion намеревалась убеждать врачей чаще проводить тесты на ПНГ и аГУС – и находить способы залезать в результаты анализов, которые обычно доступны только пациенту, врачу и лаборатории.

Продавцы должны были заставлять докторов отправлять тесты в предпочтительные «партнёрские лаборатории», о чём свидетельствуют несколько бывших сотрудников компании и внутренние документы. Без ведома пациентов и многих докторов, несколько этих «предпочтительных» лабораторий договорились с Alexion предоставлять им копии анализов. Из копий удалялось имя пациента, чтобы избежать нарушения законов. Но иногда в них содержалось всё остальное – возраст, пол, почтовый индекс, название госпиталя, имя доктора и результаты анализов. И это давало продавцам возможность находить пациентов, которых иначе было бы сложно разыскать.

Когда результаты ПНГ и аГУС поступили в Alexion, команда диагностики, порядка пяти человек, передала информацию в отдел продаж, а затем та дошла до доктора, указанного списке. «Это было похоже на высадку в Нормандии», – говорит бывший сотрудник по связям с клиентами. Фармацевтические компании годами добивались доступа к данным из лабораторий, но те сопротивлялись, говорит Адам Таннер, штатный автор в Гарвардском института численной социологии и автор книги «Наши тела, наши данные» [Our Bodies, Our Data]. В 2010-м поведение лабораторий изменилось. Они пытались найти способы увеличить худеющие прибыли, и, прикрываясь помощью изготовителям лекарств в их исследованиях, начали продавать безымянные результаты анализов в агрегаторы данных и непосредственно в фармацевтические компании.

В случае Alexion это сотрудничество началось с лаборатории Дал-Чейз из города Бангор в штате Мэн, помогавшей в разработке теста для обнаружения ПНГ. Далее сотрудничество распространилось на другие региональные лаборатории, включая Махаон Диагностикс из Оклэнда, а также на национальные, к примеру Laboratory Corp. of America Holdings, известную, как LabCorp, и Quest Diagnostics Inc. Even Mayo Medical Laboratories, подразделение некоммерческой клиники Mayo Clinic.

В апреле в ответ на запросы из Блумберг, Ким Даймонд, представитель Alexion, отправила письменный ответ в котором, в частности, было указано: «Такое партнёрство с лабораториями критично, поскольку ПНГ и аГУС опасные для жизни, крайне редкие заболевания, о которых мало кто знает в медицинской среде». Но 16 мая, после того, как Блумберг отправило дополнительные вопросы, Даймонд заявила, что компания временно прекращает сбор данных из-за пересмотра взаимоотношений с лабораториями. Она отказалась обсуждать причины такого решения.

Управляющие в Дал-Чейз и Махаон не отвечали на звонки и электронные письма Блумберг. Quest Diagnostics и Mayo сообщили, что их контракты по обмену данными являются конфиденциальными, но при этом подчиняются законам. LabCorp не смогла подтвердить или отвергнуть наличие обмена данных с компанией Alexion.

Во всём мире существует сеть организаций, борющихся за права пациентов, предлагающих свою поддержку и помогающих ускорять одобрение лекарств. Также они предлагают компаниям ещё один метод поиска потенциальных клиентов. В 2015 году Alexion помогла деньгами примерно 75 таким организациям, согласно информации с её сайта.

В США Национальная ассоциация редких заболеваний (NORD), появившаяся в 1983 году для лоббирования Закона о лекарствах-сиротах, остаётся одной из самых влиятельных организаций помощи пациентам с редкими заболеваниями. На гранты от Alexion NORD проводит в разных частях страны встречи по поводу ПНГ и аГУС по нескольку раз в год, на которых пациенты и их семьи встречаются, предлагают поддержку друг другу и слушают доклады медицинских экспертов. «Люди чувствовали себя очень изолированно», – говорит Мария Хардин, бывший вице-президент по обслуживанию пациентов в NORD, проводившая несколько встреч пациентов с ПНГ на деньги Alexion. «Встреча таких людей оказалась очень благотворной».

Гранты от Alexion оплачивают транспорт, жильё и питание. Обычно пациенты и их семьи съезжаются вечером в отель, и собираются на обед с устроителем встречи из NORD. На следующий день они собираются на информационное собрание, на котором обычно присутствует и врач, также оплачиваемый Alexion, выступающий перед аудиторией и отвечающий на вопросы. Alexion и NORD обсуждали кандидатуру врача, как говорит Хардин и бывший сотрудник Alexion. Alexion хотела, чтобы на встрече были и представители отдела продаж, но NORD противилась этому. Но вместо этого NORD согласилась, чтобы на встрече присутствовали медсёстры. «Мне не нравится это решение, но я не мог на него повлиять», – говорит Хардин.

Согласно двум бывшим медсёстрам, присутствовавшим на этих встречах, им наказывали собирать списки участников, в которых указывались имена и контактная информация. Через несколько дней после собрания компания выходила на связь с теми, кто не принимал Солирис, чтобы начать переговоры с целью подсадить их на лекарство. Представитель NORD, Дженнифер Хюрон, говорит, что её организация защищает частную жизнь пациентов и не знает о факте сбора медсёстрами контактных данных.

За океаном Alexion выработала ещё более тесные связи с организациями по защите прав пациентов. Особенно мрачную картину её действия рисуют в Бразилии, где продажу лекарств-сирот стимулируют извращённые методы.

Для продажи лекарств в Бразилии фармацевтические компании должны договариваться с правительством о розничной цене. Чтобы избежать этого, Alexion годами тянула с регистрацией Солириса, по словам пяти её бывших менеджеров и директоров. Согласно конституции Бразилии, постулирующей, что «здоровье – это право всех людей и обязанность государства», граждане могут подавать в суд на правительство, чтобы достать лекарства, ещё не получившие одобрение регуляторов. Если гражданин выигрывает суд, правительство платит за лекарство без обсуждения цен [медицина и назначаемые врачами лекарства в Бразилии для граждан бесплатны – прим. перев.].

У большинства граждан нет средств на такие тяжбы, поэтому компания Alexion организовала и спонсировала группу пациентов под названием Ассоциация пациентов с ПНГ. Основные юристы фирмы, ведшие дела от имени пациентов, изначально работали в юридической фирме, которой владела сестра местного управляющего компании Alexion, согласно анализу от 2014 года, проведённому сторонней юридической фирмой, которую Alexion наняла для оценки своего бизнеса в Бразилии.

В 2012 году компания перенаправила финансирование на более крупную группу AFAG. И хотя AFAG работает с другими фармацевтическими компаниями, Alexion потратила 1,672 млн бразильских реалов ($500 000) на благотворительность в 2014-2015 годах. Эта сумма составила порядка 30% бюджета AFAG, если верить президенту группы, Марии Сесилии Оливейры. В 2016 году пожертвования выросли до 2,675 млн реалов. Эти пожертвования открыли особый доступ к данным. Согласно внутренним документам, каждую неделю в AFAG появлялся менеджер из Alexion, и изучал личные дела пациентов. Менеджер сообщал AFAG, какие именно дела нужно раскручивать и забирал всю новую информацию по пациентам с собой в Alexion. Мало кто из врачей, пациентов или государственных чиновников поняли, насколько сильно Alexion влияет на AFAG – так говорят бывшие менеджеры компании.

Внешняя юридическая фирма в 2014 году заключила, что операции Alexion в Бразилии «неэтичны». Зато они были весьма доходны. К концу 2016 года компания планировала подсадить на Солирис более 600 бразильцев, что дало бы им прибыль в $200 млн, согласно внутренним документам. Бразильская система здравоохранения неспособна легко переварить такие расходы. Солирис – лекарство для лечения 0,0003% населения страны – отняло 30% бюджета на закупку лекарств в 2013 и 2014 году.

Теперь полиция Бразилии утверждает, что некоторые из судебных исков, финансировавшиеся через пожертвования Alexion в AFAG были мошенническими, и использовали неправильные диагнозы для создания фиктивных пациентов – так говорилось в запросе на ордер на обыск, попавший в Блумберг. В одном случае вооружённые охранники регулярно доставляли гораздо больше Солириса, чем это было нужно, женщине, которой поставили диагноз аГУС – и, как позже выяснилось, неправильно. За много лет поставок она скопила в своём холодильнике лекарства на 2,2 млн реалов. Ей это показалось странным, и в итоге она обратилась к властям. Бразильская полиция также обыскивала офисы AFAG 8 мая. Оливейра в телефонном интервью подтвердила факт обысков и сказала, что AFAG сотрудничает с властями и не сделало ничего плохого. Даймонд говорит, что компания работала «с соблюдением местных законов», и что «пока не обвинили в уголовных или административных нарушениях». В беседе с инвесторами 16 мая гендир компании Хэнтсон сказал, что Alexion старалась улучшить свою работу с группами пациентов в Бразилии и в других местах.

Гранты Alexion в пользу иностранных групп привлекли внимание и регуляторов США. За последние два года Комиссия по ценным бумагам и биржам расследовала случаи выплаты грантов компанией в Бразилии, Коломбии, Японии, России и Турции, изучая возможное нарушение Закона о коррупции за рубежом.

Несмотря на проблемы, Alexion наслаждается горячим вниманием своих фанатов. Стэйси, домохозяйка из штата Вашингтон, на которую давила медсестра компании после того, как она перестала принимать препарат, вновь попробовала его несколько лет спустя. По необъяснимой причине во второй раз он сработал гораздо лучше. Лекарство «это жизнь для меня, – говорит она. – В деньгах это не оценить».

Но, на самом деле, деньгами это оценить и можно, и нужно. Каждая страна пытается выработать разумную стратегию – от канадского комитета по ценам на лекарства (который годами воевал с Alexion по поводу цен) и новозеландского фармацевтического агентства (в 2013 там было отказано в финансировании компании из-за цены на лекарство) до президента Трампа в Twitter:



«Я работаю над новой системой, предусматривающей конкуренцию среди производителей лекарств. Цены сильно упадут!»

Трамп пока не рассказывал о деталях новой системы, но пока что главной угрозой компаниям, занимающимся лекарствами-сиротами в США, служит план республиканцев по отмене Обамакэр [Реформы здравоохранения и защиты пациентов в США]. Законопроект, прошедший в мае, может вернуть какие-то пожизненные ограничения на оплату лечения пациентов – а это значит людям придётся платить за лечение из собственного кармана после превышения лимита на лекарства. Это может заставить компании снижать цены.

Инвесторы пока не решили, что делать с расследованиями бизнес-практик Alexion и потенциальными переменами по инициативе нового директора компании. Barclays Plc писала в своём отчёте в апреле: «Расследование практик продаж Солириса и недавняя замена директоров привела к хаосу в чувствах инвесторов». Акции упали на 18% с момента, когда компания в 2016 году объявила о внутренних проверках, в то время как в среднем биотехнологические компании выросли на 2%.

Хэнтсон изучает самые агрессивные практики компании. Получив множество вопросов от Блумберг, он объявил о грядущих переменах – к примеру, штатные медсёстры теперь будут передавать информацию медицинскому отделу, а не отделу продаж. Аналитики, следящие за компанией, к примеру Джоффри Порджес из Leerink Partners LLC, интересуется, получится ли у компании-производителя лекарства-сироты стоимостью в полмиллиона долларов и 11 000 пациентами выбраться из этой передряги и не расстроить инвесторов. «Все боятся, что если компания распрощается со старой культурой, – говорит Порджес, – она потеряет и в генерации прибыли».

Источник: Bloomberg
Перевод: GeekTimes